Блог Виталия Бартоша

Содержание

2008

Обзор книги Андреа Сери "Местные власти в старовавилонской Месопотамии"

Seri A. Local Power in Old Babylonian Mesopotamia.

Studies in Egyptology and Ancient Near East. London, Equinox, 2005.

 

Книга госпожи Сери является во многих отношениях исследованием нового типа в ассириологии. Даная работа интересна тем, что рассматривает в истории Месопотамии нечто другое, кроме дворца и храма. Ценность книги в том, что она является первым систематическим изложением вопроса о властных институтах на местах в старовавилонский период.

Автор суммирует знания о четырёх институтах местного управления старовавилонского периода: градоправителя (rābiānum), старейшин (šībūt ālim), города-общины (ālum) и народного собрания (puhrum). В работу не включено рассмотрение квартальных общин (bābtum), портовой организации (kārum) и местных судей. Целью исследования - определить роль местных органов управления в старовавилонский период. Лозунгом книги "Местные власти …" можно назвать следующее положение, старое как мир, но всё же не прижившееся в ассириологии: "Письменные документы отвечают на те вопросы, которые мы им задаём, но если запрос меняется, то информация, которую предоставляют источники, тоже будет отличной" (p. 5). Ведь, действительно, в ассириологии всё ещё господствует объективистская теория истины.

Первая глава работы Сери "Является ли история Месопотамии историей?" представляет собой очерк изучения истории Месопотамии с середины XIX века до конца XX-го. Автор критически рассматривает основные концепции истории Месопотамии и объекты исторического исследования (Роулинсон, Сейс, Ленорманн, "Babel und Bibel", теории "государственного социализма" и "этатизма") (p. 16). Жёстко критикуя позитивизм как наиболее укоренившуюся методологию и методику исследования Месопотамии, автор указывает на то, что до сих пор многие воспринимают историю как линейную смену династий, царей, и войн между последними. Цель такой науки-истории - скопить как можно больше данных. Этот подход привёл к тому, что историка массовое сознание стало воспринимать как архивариуса, собирателя и систематизатора фактов, которого факты интересуют больше, чем история (p. 10 ff.).

Постоянные жалобы историков-позитивистов (и скрытых позитивистов), что в наличии имеется мало фактов и поэтому результат исследование зависит от увеличения числа опубликованных табличек, говорит о слабой теоретической стороне ассириологии как науки. Именно такие ассириологи боятся публиковать свои труды, зная то, что ближайшие раскопки повергнут их расчёты в прах. На сложности методологического характера в ассириологии не раз указывал Лео Оппенхейм (см. работу "Древняя Месопотамия", статью "Assyriology - Why and How»). Как сообщает Сери, эти публикации вызвали негодование большого числа ассириологов, а некоторые даже восприняли обвинения на свой счёт (p. 21). До сих пор ассириологов можно разделить на сторонников и противников предложения Оппенхейма о выходе ассириологии из узких рамок филологических штудий для посвящённых к дисциплине с широкими междисциплинарными связями. К сожалению, в наше время таких учёных можно пересчитать по пальцам.

Среди учёных, внёсших большой вклад в борьбу с традиционализмом в ассириологии, Сери называет в первом ряду Лео Оппенхейма, Игоря Дьяконова и Игнаса Гельба (p. 17, 20). Автор считает, что будущее за локальной, гендерной, микро- и др. историями, которые начали развиваться на стыке истории, культурной антропологии, лингвистики, психологии, социологии уже с 60-х гг. XX в.

Первая глава книги рассматривает институт рабианума. Первое упоминание термина рабианум встречается в 32 год правления Ишби-Эрры из Исина (p. 94). Считается, что рабианум первоначально был племенным шейхом аморейских племён. Сери, изучив все доступные документы относительно данного института, приходит к выводу, что за этим термином скрываются две не связанных друг с другом социально-политические позиции. Первый - это царский титул (зачастую объединённый с племенным, который носили некоторые старовавилонские цари - например "рабианум амореев", "рабианум рабабеев" и др. (p. 71).  Цари, носившие титул рабианум правили в Ларсе, Диниктуме, Ме-Туране, Муталу, Батире, Шадлаше, т.е., кроме Ларсы, в небольших царствах.

Второе значение термина рабианум - мэр города (p. 6). Причём, никакой связи между рабианумом и племенным вождём автор работы не усматривает. Рабианумы принадлежали к городской элите и были не царскими ставленниками. Функции рабианума включали: быть свидетелем в судебных процессах, значительная роль в распределении, назначении и продажи орошаемых участков земли. Иногда, рабианум мог собирать налоги в пользу короны. Он был ответственен за случаи разбоя на своей территории и мог быть посредником в судебных разбирательствах (p. 95-96).

Глава о старейшинах рассматривает не только городских старейшин, но ещё племенных и областных. Отдельно рассматриваются старейшины из Мари и старейшины из Вавилона. Данные о старейшинах из Мари и Эблы говорят о данном институте, как об органе кочевых племён. Это подтолкнуло некоторых исследователей предположить, что этот институт связан с кочевым образом жизни и появился в Месопотамии вместе с амореями. Однако, автор, не являясь эволюционистом считает, что мы имеем дело с разными институтами. В документах из Мари упоминаются не только "старейшины города", но и "старейшины области" и "старейшины страны" (p. 134-135). Старейшины из Мари были всецело вовлечены в государственные дела. Они были ответственны за охрану крепостей, набора солдат и участие в военных кампаниях царя. В дипломатические функции старейшин из государства Мари входили отправление послов и посредничество в заключении межгосударственных договоров. В трактовке Сери, старейшины из Мари были представителями элиты, которые тесно сотрудничали в центральной властью (p. 135).

Документы из Вавилонии дают совершенно другую картину института старейшин. Можно говорить даже скорее о двух разных институтах, разных по происхождению. Даже логографическое написание различно (в Мари - ^lu2šu-gi^meš, в Вавилонии - ab-ba uru^ki). В Вавилонии старейшины являются всегда старейшинами города. Известно, что рабианумы происходили из старейшин города, поэтому в документах они часто идут рука об руку (p. 136). Кроме того, старейшины обычно действуют вместе с судьями. В функции старейшин входило рассмотрение дел о грабежах, разделе имущества, наследовании в их общинах (p. 136).

Скептически рассматривая литературные тексты как источники по реконструкции социально-политической истории Месопотамии, Сери устанавливает, что институт старейшин, который отражён в старовавилонских экономических и юридических документах не совпадает с картиной, которую рисуют литературные тексты. Нет указания на то, что царь советуется со старейшинами по поводу государственных дел. Автор предлагает отказаться от поиска корней институтов власти в литературных произведениях и наслаждаться ими как таковыми - "историями о вымышленных персонажах" (p. 137). На этот совет автора можно ответить предложением оставить в покое исследование эпосов Гомера и ранних книг Ветхого Завета.

Следующая глава посвящена институту алум, что буквально значит "город". В старовавилонский период термином "город" обозначали как минимум две реальности (с нашей точки зрения): 1) географическую (как в наше время понимается город), 2) корпоративный орган - совокупность "граждан" города (p. 140). По сравнению с данными о рабиануме и старейшинах, алум, как и собрание, не может похвастаться обилием источников. Однако новый материал даёт понять, что ālum не следует рассматривать ни как синоним собрания, ни как синоним института городских старейшин, как это часто делается. Документы повествуют даже о конфликтах между алумом и старейшинами (p. 155).

Алум в старовавилонский период представлял собой коллегиальный орган, который, возможно, был противовесом старейшинам. На основании изучения документов автор приходит к выводу, что именно в старовавилонский период мы наблюдаем, как такие органы, как алум и старейшины, уходят в небытие и заменяются на государственных служащих, непосредственно подотчётных центральной власти. Далее автор говорит то, что полностью противоречит ранее высказанному мнению о ценности литературы как исторического источника: "Эти выводы подтверждают то что в ранние времена политические дела обсуждались открыто на собрании а-ля Гильгамеш" (p. 156, намёк на эпический текст "Гильгамеш и Агга" - В.Б.).

Собрание (шум. Unken, акк. puhrum) исследовано очень поверхностно и мы почти ничего не знаем об этом очень важном органе. Автор выделяет два вида источников по собранию в Месопотамии: 1) литературные и 2) письма, правовые и экономические документы (p. 159). Особенность первых в том, что сложно отделить правду от вымысла и привязать данные к какой-то определённой эпохе. Вторые зачастую настолько лаконичны, что мы ничего не можем узнать, кроме того, что собрание было в таком-то городе, в таком-то году, при царе таком-то.

Единственную репрезентативную теорию собрания в Месопотамии представил больше пятидесяти лет назад Торкильд Якобсен. В самого момента появления статьи о раннем периоде развития политической системы в Месопотамии (Jacobsen, T. Primitive Democracy in Ancient Mesopotamia // Journal of Near Eastern Studies, Vol. 2, No. 3 (Jul., 1943), pp. 159-172), она подвергается регулярной критике, однако все работы по собранию опираются именно на труды Якобсена (см. напр. Szlechter E., Les assemblees en Mesopotamie ancienne / Liber Momorialis Georges de Lagarde. Louvain/Paris, Editions Nauwelaerts, 1970, p. 3-21). На основании данных разбросанных в литературных текстах, таких как напр. "Гильгамеш и Агга", "Энлиль и Нинлиль", "Энума элиш", Якобсен выделяет три функции собрания: 1) судебная, 2) войны-мира, т.е. дипломатическая и 3) наделение верховной властью во время экстремальных ситуаций (p. 160).

Автор выделяет состав, деятельность и компетенцию собрания как института общинного управления. Итогом исследования старовавилонского собрания может служить утверждение, что оно представляло собой "смешанный" орган, состоящий как из представителей общины, так и из царских чиновников. "Старовавилонское собрание было ареной, где встречались разные секторы общества, чтобы спорить об экономических и правовых проблемах" (p. 7; также 180). Причиной того, что собрание крайне плохо засвидетельствовано в старовавилонских источниках, может служить то, что оно напрямую не было связано с выдачей документов. Собрание было местом, где судебные дела заслушивались, а решения выносились только в исключительны случаях (p. 178).

На основании рассмотрения собрания в старовавилонский период, автор приходит к выводу, что невозможно напрямую связать данные раннединастического Урука (из "Гильгамеша и Агги") с материалом первой половины II тыс. до  н.э. Собрание как институт встречается во всей древней Передней Азии, но они не тождественны друг к другу. Например, есть собрание города, собрания амореев, т.е. племенные, царские собрания, собрания бюрократии (p. 179). Очевидно, что для понимания того, что такое (городское) собрание в южной Месопотамии, которое послужило прототипом собранию богов литературных произведений, необходимо исследовать источники III тыс. до н.э.

Заключительная часть книги приводит к выводу о значении местных органов управления старовавилонской Месопотамии. Рабианумы, старейшины и алум были институтами, которые стояли между центральной властью и остальным обществом (p. 195). Собрание, в свою очередь, было местом, где члены всех слоёв вавилонского общества могли обсудить социальные и экономические проблемы и избежать судебного разбирательства как такового.

Подытоживая, следует сказать, что книга А. Сери написана на основании огромного корпуса старовавилонских текстов и является одним из немногих исторических исследований, которые затрагивают не-царские и не-храмовые органы управления древней Месопотамии.